Грэм Джойс - Как бы волшебная сказка
– Тара, не имею ни малейшего понятия, о чем ты.
– Знаешь его друга Ричи?
– Никогда не видала его. Питер говорил, они раздружились до того, как мы познакомились.
Тара подняла руки к лицу:
– Это моя вина, если они поссорились. Они были большими друзьями. Прежде.
– Что произошло, Тара? Почему просто не сказать ясно, что случилось?
Дверь открылась, и в кухню заглянула Мэри:
– Девочки, вы несете этот кекс или печете?
4
Кто ты – ведьма?
Фейри? Или
ты жена
Майкла Клири?
Наступил Новый год. Тара обещала Питеру все рассказать на Новый год. Почему? – спросил Питер. Почему она не может рассказать прямо сейчас? Та ответила: потому что после того, как расскажет, он не захочет с ней разговаривать и она не хотела бы портить Рождество Деллу и Мэри. Но, пообещала она, расскажет ему обо всем. Обо всем.
Она спросила, нельзя ли им вместе погулять на Новый год в Аутвудсе. Он может взять с собой Женевьеву, детей и собак. Заметила, что в семье Мартин давно так было заведено. Делл, Мэри, Питер и Тара обычно гуляли в Аутвудсе, а раза два с Ричи, и всегда с Никс, Питеровой терьершей.
– Кстати, где Никс? – спросила Тара.
– Черт, Тара, Никс сдохла лет двенадцать назад. Папа схоронил ее в саду, под клумбой роз.
– Ох да, конечно. – И Тара горько заплакала.
– Там, где мы ее схоронили, выросли красивые розы.
– Не надо!
После того как Тара пропала, прогулки в Аутвудсе прекратились. Без нее это было как-то неправильно. Они продолжали гулять, но уже в Брэдгейт-парке, где дух леди Джейн Грей[5] тяжко вздыхал среди руин ее елизаветинского дворца, или ездили в Бикон-Хилл с его земляными валами железного века и зловещими скалами. Аутвудс навеки стал проклятым местом. Питер все двадцать лет верил, что ее призрак блуждает там, и почему-то неожиданное опровержение этой веры ужаснуло его сильнее, чем ужасал призрак Тары. Теперь, когда она оказалась жива, он пересмотрел свое мнение о призраках, не находящих покоя. Возможно, живые души обладают большей сверхъестественной силой, чем мертвецы.
– Она хочет, чтобы мы все пошли с ней на прогулку, – сказал он Женевьеве.
– Что? Она думает, мы все потащимся в такую даль? Не знает, что такое ходить с детьми?
– Говорит, что собирается все мне рассказать.
– Тебе надо пойти с ней одному.
– Ты хочешь пойти?
– Хотелось бы, да. Хотелось бы услышать, что она тебе расскажет. Но чувствую, вам нужно пойти только вдвоем.
– Думаю, что и тебе нужно. Чтобы сдерживать меня, как бы я ее не прибил.
Женевьева искоса посмотрела на него. Питер, сильный, могучего сложения мужчина, никогда не говорил таких слов и никогда не поднимал ни на кого руку за все время, что она знала его.
– Можно оставить младших на Зои. Я пойду с тобой, если хочешь. Подумай.
Подумай! Проблема в том, что все его мысли были только об этом. С ними он засыпал, с ними просыпался. Он уже подумывал уходить на работу пораньше, чтобы перестать думать о Таре.
Питер был кузнецом. Имел собственное дело и главным образом подковывал лошадей, но иногда занимался прочей ковкой по мелочи. Он не всегда был ковалем. Окончив факультет социальной психологии, он принялся искать работу по специальности. Вакансий в охваченной кризисом Британии было не слишком много, так что он взялся за продажу кондитерских изделий и некоторое время разъезжал взад-вперед по автостраде, торгуя плитками шоколада.
Он был приятный малый и легко находил общий язык с незнакомыми людьми. Работа шла успешно и была не слишком напряженной. Но это было все равно что находиться в спячке. Окунаешься в работу и почти не замечаешь, как проходит еще один день твоей жизни. Через несколько лет он стал региональным управляющим по продажам; он знал свое дело, которое исполнял безупречно, и был всеми любим на работе. Затем компанию, на которую он трудился, поглотила более крупная корпорация, и он попал под сокращение.
При двух маленьких детях, которых родила ему Женевьева, время было не самое подходящее для того, чтобы остаться без работы. Но тут оказалось, что существует огромная потребность в водопроводчиках. Прикинув, сколько зарабатывают водопроводчики, он спросил себя, какого черта получал степень по социальной психологии, чтобы потом продавать шоколадки; так что решил переквалифицироваться в водопроводчики. Делл и Мэри от стыда не знали куда деваться. Получалось, что Питер выбивался из класса простых трудяг, только чтобы парашютировать обратно.
Но затем Питер услышал, что люди не могут найти и кузнеца, когда возникает в том потребность, и что любой здоровяк может отлично прожить, подковывая лошадей и пони любителям верховых прогулок. Более того, местный кузнец, заскорузлый старик, умер, и его лачуга продавалась вместе со старой кузней. Лачуга так и называлась: «Старая кузница». Так что Питер выкупил все это хозяйство на свое выходное пособие.
– Боже! – сказала Женевьева. На руках у нее в этот момент были Джек, храбро вцепившийся в одну ее грудь, и Зои, только что отлученная от груди.
– Я научусь.
– Боже!
– Ты готова к этому?
Женевьева отвела локон с лица и подтолкнула повыше крошку Джека, потерявшего сосок.
– Могу я хоть взглянуть, на что это все похоже?
Новоприобретенная собственность оказалась страшно ветхой, без отопления и требовала полного ремонта. Древняя кузница – вряд ли в рабочем состоянии, но Питер сказал, что этого и не нужно: в нынешние времена большинство кузнечных работ производится с выездом к клиенту и все делается в кузове фургона.
В отличие от мужа, Женевьева происходила не из рабочей среды. Она, между прочим, принадлежала к мелкой аристократии. Ее кузен был тридцать девятым в очереди на королевский трон Англии. Или вроде того. Ее семья давно обеднела, но, к счастью, занимала достаточно высокое место в общественной иерархии, чтобы можно было наплевать на правила светского поведения. Будь Женевьева чуть менее высокородна, небось потребовала бы парадный дом с мебелью в стиле английский ампир. Но что есть, то есть. Она вышла замуж за человека, стоящего настолько ниже ее по положению, что это нельзя было истолковать иначе как бегство и освобождение.
Питер знал, что окончательное решение за ней.
– Ну что, берем?
– Боже! Разумеется.
Итак, двенадцать лет спустя и всего на второй день Рождества он оказался в своей мастерской и разбирал подковы, не нуждавшиеся в разборке, просто чтобы успокоить свою злость на Тару.
– Что за черт, хватит мучиться из-за нее! Забудь, – сказала появившаяся в дверях Женевьева. – Сам дал себе обещание неделю назад. Пойди и поиграй с детьми.
– Ты права. Иду. – Он смел подковы в деревянный ящик, где они зазвенели, как камертоны.
Два дня спустя он снова сидел в машине у дома Ричи. Сейчас он продвинулся дальше по сравнению с предыдущим разом: выключил двигатель. Шел дождь. Лобовое и боковые стекла запотели, и приходилось протирать их, чтобы что-то видеть. Но видеть было особо нечего.
Питер сидел так, может, минут пятнадцать. В доме Ричи горел свет – та же самая неяркая настольная лампа, что прежде, далеко в глубине дома. Но ничей силуэт не мелькал перед ней, и никто не входил и не выходил наружу.
Настроение Питера было пасмурным, как погода за окном машины. В голове был полный туман, паралич решимости не давал ни вылезти и постучать в дверь, ни продолжать сидеть в машине. Они с Ричи дружили с детства и разошлись вскоре после исчезновения Тары. Их многое связывало: детские проделки, глупости молодости.
Однажды, когда ему было одиннадцать, Питер сдуру пошел через замерзший пруд. На середине пруда он провалился под лед. Под его весом во льду образовалась ровная круглая дыра. Пытаясь выбраться, он хватался за лед, тот крошился под его руками, полынья все расширялась, и после каждой попытки он все глубже погружался в ледяную воду. Ричи сделал все, что не советовалось делать в подобной ситуации: спокойно подошел к нему по льду, протянул руку и вытащил Питера.
– Дурак, – отплевываясь и дрожа, сказал Питер, когда они шли домой; он промок до нитки и замерз. – Ты тоже мог провалиться.
– Да.
– Ты вытащил меня.
– Да.
– Мы оба могли умереть.
– Да.
– Дурак.
– Да.
Два года спустя Питер возвратил ему долг. Одним прекрасным летним вечером, в благоухании свежескошенной травы, они играли в крикет на спортплощадке с мальчишками помладше. Тут подошли двое ребят постарше, уже подростки, явно замыслившие что-то недоброе. У одного из них была палка с веревочной петлей на конце. Ради шутки, по бездумной злобе, мальчишка подошел к Ричи и захлестнул петлю у него на шее. Ричи упал на колени, хватая ртом воздух, лицо у него побагровело.
